Младший брат - Страница 22


К оглавлению

22

— Скорее всего у них очко сыграло — там везде камеры и все такое, — предположил Джолу. — Национальные гвардейцы осматривают машины при въезде и выезде, а потом еще ограждение от самоубийц во всю длину, навороты всякие…

Как только в 1937 году открылось движение по мосту Золотые Ворота, люди принялись с его помощью сводить счеты с жизнью. За числом жертв перестали следить с 1995 года после тысячного самоубийства.

— Да, — согласилась Ванесса. — К тому же Бэй-бридж действительно куда-то ведет.

Бэй-бридж начинается в центре Сан-Франциско, соединяя его с Оклендом и Беркли, предместьями на Ист-Бэй, чьи жители каждый день ездят по мосту на работу и обратно. Это единственная часть зоны залива, где обычный гражданин может позволить себе иметь дом, в котором достаточно места, чтобы реально повернуться. Кроме того, там находится Калифорнийский университет и несколько предприятий легкой промышленности. Под заливом до Окленда проходит ветка метро, но интенсивность автомобильного движения по Бэй-бридж остается высокой. Мост Золотые Ворота, конечно, очень привлекателен, особенно для туристов или богачей, ушедших на покой и поселившихся в зоне виноградарства и виноделия, однако его значение в качестве достопримечательности больше, нежели функциональное. А Бэй-бридж — все равно что рабочая лошадка Сан-Франциско. Точнее, был таковой.

Я поразмышлял об этом с минуту, потом сказал:

— Вы правы, ребята. Но дело, похоже, этим не ограничивается. Мы привыкли думать, что самые заметные объекты бросаются террористам в глаза, потому они и выбирают их себе в цели. А на самом деле террористам плевать, что гробить — мосты, самолеты или еще чего. Для них главное — испугать людей. Посеять панику. Конечно, они взорвали именно Бэй-бридж, в частности, и потому, что на Золотых Воротах установлены камеры наблюдения, а аэропорты сейчас просвечиваются насквозь рентгеном и металлодетекторами.

Я поразмышлял еще чуть-чуть, глядя на проезжающие мимо тачки, на снующих по тротуару пешеходов, на окружающий меня город.

— Самолеты и мосты террористам до фонаря. Террористам нужен террор.

Мысль была настолько очевидной, что я не мог понять, почему не сообразил этого раньше. Наверное, мозги прочистились после того, как я на несколько дней оказался в шкуре террориста.

Джолу и Ван молча таращились на меня. Я продолжил:

— Но ведь правда же? Получается, от всех этих металлодетекторов, проверок документов и прочего дерьма нет никакого толку, ведь так?

Они медленно покивали головами в знак согласия.

— Толку нет, зато есть вред. — Тут мой голос сорвался. — Потому что в итоге нас замели в тюрягу, а Даррел… — Я впервые вспомнил о Дарреле с той минуты, как мы устроились в ресторане, а между тем моего лучшего друга больше нет, он исчез без следа, будто испарился. А я тут занимаюсь болтологией. У меня даже челюсти свело от злости на себя.

— Надо все рассказать родителям, — предложил Джолу.

— Надо нанять адвоката, — добавила Ван.

Я подумал о том, как поведаю всему свету о своих приключениях. Обязательно всплывут видеозаписи допросов, где я размазываю по лицу слезы и сопли, униженный до состояния безвольного животного.

— Это невозможно, — поспешно возразил я.

— То есть как? — Ван с недоумением посмотрела на меня.

— Нельзя никому ничего рассказывать, — настаивал я. — Ты же слышала ту тетку. Если проболтаемся, они вернутся за нами и сделают то же, что с Даррелом.

— Ты что, шутишь? — сказал Джолу. — Не хочешь же ты, чтобы мы…

— Я хочу, чтобы мы нанесли им ответный удар, — перебил я его. — А для этого мы должны оставаться на свободе. Словами тут ничего не добьешься. Они просто выставят нас дураками, скажут, мол, сочиняют пацаны. Мы даже не знаем, где находится та дыра, в которую нас засунули. Все решат, что мы просто гоним. А дээнбисты выждут, пока все уляжется, и припомнят нам.

— Лично я намерен сказать родителям, что проторчал в одном из тех лагерей на противоположном берегу залива. Что у меня там была назначена встреча с вами, мы там застряли, и только сегодня удалось выбраться. В газете вон пишут, люди до сих пор оттуда домой возвращаются.

— Нет, я так не могу, — сказала Ванесса. — А ты после всего, что они с тобой сделали, неужели будешь молчать?

— Вот именно со мной, в том-то и суть. Теперь моя очередь разобраться с ними. Я достану их и вызволю Даррела. Нет, не думай, я этого так не оставлю. Потому-то и не хочу вмешивать сюда родителей, иначе всему делу хана. Во-первых, они нам не поверят, во-вторых, им будет по фигу. А вот если мы поступим, как я задумал, такая каша заварится — никому мало не покажется!

— А что ты задумал? — спросил Джолу. — Когда ты успел?

— Вообще-то пока ничего конкретного, — признался я. — Но самое позднее к завтрашнему утру у меня будет реальная идея, вот увидите.

Я знал, что если они не проговорятся до завтра, то уже никогда не проговорятся. Родители отнесутся с еще большим недоверием к откровению своего чада, «вдруг вспомнившего», что вместо заботливого ухода в лагере для пострадавших от теракта оно подвергалось побоям и издевательствам в секретных застенках.

Ван и Джолу переглянулись.

— Ребята, прошу, дайте мне одну попытку, — надавил я. — Сейчас по дороге разработаем нашу легенду, обсудим детали. Мне нужен только один день, один-единственный день!

Ван и Джолу насупились, молча кивнули, и мы втроем поплелись под горку к нашим домам. Мы жили в совершенно не похожих частях города, расположенных в нескольких минутах ходьбы друг от друга: я на Портеро-Хилл, Ванесса в Норт-Мишн, а Джолу в Ноу-Вэлли.

22