Младший брат - Страница 81

Мама пересадила меня на кровать, крепко прижала к себе, будто, как в детстве, хотела взять на руки, и принялась покачиваться вместе со мной, гладить по голове, приговаривать на ухо что-то успокаивающее. Постепенно я перестал трястись и всхлипывать.

С последним судорожным вздохом я отпил из поданного мамой стакана воды. Потом она устроилась на стуле напротив меня, и я рассказал ей все.

Все без утайки.

Ну, или почти все.

Глава 16

Сначала мама слушала с испуганным видом, но мало-помалу стала приходить в ярость. Под конец она совершенно потеряла дар речи и сидела с ошеломленно раскрытым ртом, внимая моим откровениям о допросах, о том, как со связанными руками я писал себе в штаны, о мешке на голове, о Дарреле. В завершение я показал ей записку Зеба.

— Ради чего?!

В этом вопросе для меня сосредоточились все обвинения, выдвинутые мною в свой адрес бессонными ночами; каждое малодушно упущенное мгновение истины, которую я мог поведать миру; и цели моей нынешней борьбы, и причины появления на свет икснета.

Я набрал полную грудь воздуха, пересиливая волнение.

— Мне пригрозили тюрьмой, если проговорюсь. Обещали упечь навсегда. Я… мне было страшно.

Мама долго молчала, потом спросила:

— Отец Даррела знает?

Меня будто обухом по голове ударило. Отец Даррела! Он, наверное, давно решил, что его сына нет в живых.

А разве это не одно и то же? Неужели ДНБ отпустит Даррела на свободу после трех месяцев незаконного заключения?

Но Зеб же выбрался оттуда. Может, и Даррелу удастся. А мы в паре с икснетом пособим ему.

— Отцу Даррела ничего не известно, — признался я.

Теперь плакала мама. Ей, как истинной британке, это давалось с гораздо большим трудом. Она издавала тихие, икающие звуки, и слышать их было мучительно.

— Ты должен рассказать ему, — с трудом произнесла мама. — Должен!

— Я расскажу.

— Но сначала пусть твой отец обо всем узнает.

Рабочий день папы больше не заканчивался в один и тот же час. После консультаций — у его клиентов в Силиконовой долине заметно прибавилось заказов, поскольку дээнбистам требовалось перерабатывать все больше электронной информации со всего полуострова — ему приходилось преодолевать неблизкий путь до Беркли, так что домой он мог вернуться в любое время между шестью вечера и полуночью.

Но сегодня мама позвонила ему и велела отправляться домой немедленно. Видимо, папа пытался возражать, поэтому она повторила твердым голосом: немедленно!

Когда он приехал, мы все расположились в гостиной вокруг кофейного столика, в центре которого лежала записка Зеба.

Рассказывать во второй раз оказалось много легче, наверное, потому, что тайна перестала быть тайной. Я ничего не приукрасил, ничего не скрыл, а просто облегчил душу.

Хорошо знакомое выражение «облегчить душу» до сегодняшнего дня не имело для меня никакого значения. Только теперь мне стало понятно, как тяжело носить в себе бремя невысказанного, как терзала мою душу тайна, как отравляла сознание страхом и стыдом, заставляя меня быть таким, каким я заслуживал презрение Энджи.

Папа слушал молча, с каменным лицом, напряженно выпрямившись, будто шест проглотил. Я протянул ему записку Зеба, он прочитал ее дважды и медленно вернул на столик.

После этого встал, покачал головой и направился к двери.

— Ты куда? — с тревогой спросила мама.

— Прогуляюсь, — с запинкой ответил папа надломленным голосом.

Мы с мамой смущенно переглянулись и остались ждать его возвращения. Я попытался вообразить, что сейчас творится в отцовской голове. После взрывов он стал другим человеком, и, по словам мамы, перемена произошла в те дни, когда оба прощались со мной, думая, что я погиб. Отец придерживался твердого мнения, что террористы чуть не убили его сына, и ненавидел их до безумия.

До такой степени безумия, что послушной маленькой овечкой становился в стадо и выполнял любые указания ДНБ, позволял погонять, контролировать себя.

Но теперь он знал, что дээнбисты бросили меня за решетку, что в «Гуантанамо» они держат в заложниках других детей города Сан-Франциско. Теперь для меня все стало на свои места. Ну конечно, ведь и меня с мешком на голове тоже отвезли на Остров Сокровищ! Куда еще можно доплыть от Сан-Франциско на катере за десять минут?

Вернулся папа. В таком взбыченном состоянии я его еще никогда не видел.

— Ты должен был сразу рассказать мне! — зарычал он с порога.

Мама поспешно шагнула между нами.

— Не надо перекладывать вину на Маркуса, — сказала она. — Виноваты те, кто похищает и запугивает людей.

Папа мотнул головой и даже притопнул с досады.

— Я не перекладываю вину на Маркуса. И прекрасно понимаю, кто виноват. Я виноват! Я и проклятый ДНБ. Так, обувайтесь и одевайтесь, мы уходим!

— Куда?

— К отцу Даррела. А после навестим Барбару Стрэтфорд.

Это имя показалось мне знакомым, но я не помнил, где его слышал. Может, одна из давнишних родительских приятельниц, просто имя вылетело из памяти?

Мы ехали к дому Даррела. Я всегда чувствовал себя неловко в обществе его отца, бывшего военно-морского радиста, который и у себя в семье установил порядки, как на боевом корабле. Даррел с малолетства знал азбуку Морзе, чему я всегда завидовал. Именно поэтому послание Зеба не вызывало у меня сомнений. Однако, помимо азбуки Морзе и других клёвых примочек в том же духе, отец Даррела установил в доме железную армейскую дисциплину, такую же бессмысленную, как казарменные «отбивы» для одеял заправленных солдатских коек или обязательное бритье два раза в день. Тут уж Даррелу не позавидуешь.